77 лет назад 8 сентября началась блокада Ленинграда. Кому - то пришлось все 872 дня провести в блокадном городе и выживать. Кого - то эвакуировали, но и за пределами родного города их жизнь не была легкой. О том, как зажиточная немецкая семья из Ленинграда пережила эвакуацию в Сибирь, как пакетик пороха помешал возвращению домой и почему, несмотря на тяготы и лишения, не осталось обиды, корреспондент «АиФ-Тюмень» узнал у ребенка блокадного Ленинграда Рудольфа Вализера.
Лицо смерти
Большой частный дом на окраине Ленинграда, роскошная обстановка: на полу и на стенах - персидские ковры, печка, облицованная изразцами, в гостиной стоят рояль и фисгармония. Для тех лет - большая роскошь. Немецкая семья Вализер любила собираться вместе уютными вечерами в большой комнате и слушать музыку, обсуждать прошедший день. И пусть дом деда в 1918-1920-х годах отошел государству, их никто не выгонял. Казалось, так будет всегда.
Именно такими остались в памяти Рудольфа Вализер мирные годы его ленинградского детства. Все изменилось 22 июня 1941 года. В первые дни войны все верили, что советские войска быстро вытеснят врага с нашей земли. Но уже 8 сентября стало ясно - положение тяжелое. Началась блокада.
«Мне было тогда шесть лет. Страха не помню. А вот чувство голода было постоянно. Но нам, жителям Гражданки Выборгского района, было все же легче. Поселок стоял на окраине Ленинграда, и от городских коммуникаций мы не зависели. У нас была своя канализация, при отсутствии электричества - лучинные свечи, собственный колодец. Выручал свой огород и сад. Осенью 1941 с огорода собрали все, что можно было, - ничего на земле не оставили. Урожаем делились и с соседями, тяжелое было время, но друг друга поддерживали. Родители старались оставить побольше еды нам с сестрой. Но к зиме запасы почти закончились, а голод становился только сильнее», - вспоминает Рудольф Вализер.
К постоянной нехватке еды вскоре привыкли, как и к пролетающим по небу военным самолетам, вою сирен, бомбежкам, взрывам. Привыкли и к смерти.
«Помню, когда в первый раз взглянул смерти в лицо. В наш поселок эвакуировали семью из-под Пскова. «Маленькая девочка не выдержала дорогу, и к нам ее привезли уже мертвой, - говорит мужчина. - В блокадном Ленинграде смерть стала обыденностью. Люди погибали, замерзали прямо на улицах. Если близких не было, то и тела подобрать было некому. «Обходили стороной и дальше шли, а что мы могли сделать?».
Самое страшное воспоминание у него связано со взрывом фугасной бомбы. Она попала в проходящий трамвай. Когда пыль рассеялась, первое, что бросилось в глаза, - раскуроченный вагон и части человеческих тел, висевшие на штырях забора местного политехнического института.
![Александра Крючкова до последних дней жизни помнила, какой ценой доставалась победа.](https://aif-s3.aif.ru/images/014/657/e7287e68306274aa50812a9d07f46761.jpg)
Отца нашего героя в армию не призвали по состоянию здоровья. Он день и ночь пропадал на работе - на предприятии Выборгский транспорт трудился извозчиком. Мама была занята домашними делами. И только у детей жизнь шла своим чередом, но с поправкой на войну. Любимой забавой мальчишек было рассматривать пролетающие самолеты и с земли определять, где наши, а где враги. После бомбежки бежали в сад, чтобы отковыривать с деревьев осколки.
Даже в блокаду взрослые старались сохранить традиции мирной жизни хотя бы для детей. В канун нового 1942 года в политехническом институте для детей сотрудников устроили праздник. Двоюродная сестра Рудольфа, работавшая там лаборанткой, взяла на утренник и его с сестрой. Все было как полагается: Дед Мороз, Снегурочка, елка, хоровод и подарки.
«А подарили нам очень маленький кусочек хлеба с селедкой. Это было такое удовольствие, до сих пор помню тот вкус», - рассказывает Рудольф Вализер.
Ели все, чем нельзя было отравиться. Как-то тетя позвала маленького Рудольфа в гости и поставила на стол угощение – холодец! Было вкусно. Но любопытство не давало покоя: откуда взяла? Оказалось, она под снегом нашла лошадиную шкуру, очистила ее и сварила студень.
«Люди приспосабливались ко всему. «Конечно, птиц у нас в поселке уже не было, как и домашних животных», - говорит он.
![Ели все, чем нельзя было отравиться.](https://static1-repo.aif.ru/1/9f/1050018/c/9eab6a0ebee8851a4a100f60060b635f.jpg)
Помимо голода, постоянным спутником ленинградцев стал вой сирены. В первое время, услышав ее, они спускались в бывшее овощехранилище во дворе. Потом бегать надоело. Но наготове были всегда - часто спали в одежде. На чердаке стояли ящики с песком на случай пожара.
«Как-то рядом с нашим домом взорвалась бомба. Как сейчас помню: мама сидит за швейной машинкой и взрывной волной ее, вместе со столом, отбрасывает к другой стене. До сих пор не понимаю, как нас, детей, не прибило упавшими шкафами. Двери сорвало с петель. Отец потом поставил их на место на скорую руку, капитально отремонтировать собирался позже».
В Сибирь
Но привести дом в порядок не успели. В конце марта 1942 года вышло решение совета обороны Ленинграда о принудительной эвакуации. «Возможно, это нас и спасло от смерти», - рассуждает сейчас Рудольф Вализер.
Финнов, немцев, латышей, эстонцев - всех должны были вывезти из города. С собой разрешили взять все, что могли унести. Помимо вещей первой необходимости, старшие Вализеры взяли швейную машинку «Зингер».
«Дорогу отлично помню. На Ладожском озере лед уже треснул местами, и на машинах мы объезжали эти участки. На станции Кабона нас погрузили в товарные вагоны и повезли дальше. В них были сделаны палати, стояла печурка. Кормили горячей водой и кусочком хлеба. Ехали очень долго. По пути многие погибли. Знали, что везут в Сибирь. Через казавшуюся бесконечной череду недель состав остановился в селе Омутинка Тюменской области. Первым делом всех повели в баню, одежду прожарили от вшей. Определили Вализеров на подселение в деревню Крутая к местным жителям. Прожили там около месяца. К чужим хозяева отнеслись настороженно: боялись, что будут воровать, прятали еду. «Но мы были не так воспитаны. Чужое не брали, даже когда сами голодали». Правда, отношение позже изменилось, появилось доверие, и с переселенцами стали делиться».
В июне вынужденное путешествие продолжилось. Конечной точкой стал поселок Черный мыс в Сургуте. Отец устроился на работу в моторно-рыболовную станцию. Жили то в бараках, то на подселении.
«А потом папа построил избушку типа землянки: метр - в земле, метр - над землей. В ней мы и прожили до конца войны. В поселке жили одни переселенцы: кулаки, эвакуированные, - вспоминает Рудольф. - К нам как к блокадникам относились очень хорошо: помогали, делились. Они видели, насколько люди были истощены, ведь многих хоронили уже здесь, организм не мог восстановиться».
![Ликующий Ленинград. Блокада снята, 1944 год.](https://static1-repo.aif.ru/1/fc/1157174/c/f2d403f55d92045c9c5c872199a28995.jpg)
Известие об окончании войны восприняли, как скорое возвращение домой. Ехать собрались первым же пароходом. Вещи уже стояли упакованные у двери.
«Но мама решила сжечь ненужные бумаги перед отъездом. Нашла на полке кулек с семенами лука и тоже решила отправить в печь. Как только он попал в огонь, произошел сильный взрыв. «На маме загорелась шерстяная кофта, в огне она выбежала из дома, тут уже соседи помогли потушить пламя, - говорит наш герой. – Оказалось, в кульке отец-охотник хранил порох».
В больнице мама Рудольфа пролежала около двух месяцев. В итоге на последнем пароходе «Гусихин» в конце октября отправились в Тюмень. Шли очень долго. Периодически судно садилось на мель, пассажиры с вещами выходили и брели по берегу. К тому же приходилось делать остановки, чтобы с поленниц на берегу взять дрова на пароход - угля, чтобы топить, не было. Доплыли до деревни Созонова, и судно сковало льдом. Добраться до Тюмени смогли только спустя пару недель, когда пришел ледокол. И то довезли только до деревни недалеко от города. Дальше шли пешком.
«Отец раздобыл сани, погрузили мы в них свои вещи и десятки километров шли до Тюмени, - говорит Рудольф. – Думали, немного переждем и поедем в Ленинград». Но тут вышло постановление о запрете въезда в родной город. А потом еще хуже: объявили о репрессии и посчитали спецпоселенцами.
«В 16 лет я получил паспорт, и в нем поставили большую печать, которая запрещала выезд за пределы проживания на 6 км. Это каралось вплоть до принудительных работ», - говорит Рудольф.
Так у семьи Вализеров начался тюменский этап жизни.
Все проходит
Штамп в паспорте принес немало неприятностей в жизни Рудольфа. Из-за этого не исполнилась его заветная мечта - стать летчиком. Уже в 15 лет он ходил в ДОСААФ, о самолетах знал все и часто во сне пилотировал. После года занятий ему дали рекомендацию в Новосибирскую школу планеристов, учителя заверили - у него талант. Направление на учебу давали только через военкомат. Там же из-за штампа в паспорте развернули у двери.
«И я бросил учиться совсем. Пошел работать в строящийся аэропорт сначала грузчиком, потом слесарем. Но осознание того, что учебу все же надо продолжить, через год пришло», - вспоминает Рудольф Вализер.
С этого момента учебные заведения в его жизни стали меняться один за другим: школа, затем техникум, где он встретился с будущей женой. Позже - работа по распределению в тобольской машинно-тракторной стации, затем в колхозе. «Работать за трудодни не хотел. Своего жилья не было. Беременная жена спала на полу. Чтобы купить кровать, нужно было отдать более ста яиц. Как-то приехал друг и позвал в училище работать преподавателем. Я пришел к председателю и попросил документы. Он отказал. Я развернулся и ушел без трудовой».
Позже директор училища сообщил: за самовольный уход Рудольфа исключили из партии. В ответ «обвиняемый» удивился: я в комсомоле-то никогда не был!
В Тюмень семья Рудольфа вновь перебралась, когда родился второй сын. Здесь с тех пор и обосновалась. А побывать в Ленинграде удалось только спустя 20 лет. Родная сестра Рудольфа к тому времени переехала в Санкт-Петербург и вышла замуж. На свадьбу поехали и мама с братом. Остановились на Гражданке у знакомых.
«Из их окна был виден наш дом, сад. Я сказал маме: «Сходим?», но она промолвила: «Не могу». Так издалека только и посмотрели на наше бывшее жилье. А спустя время наш дом и вовсе снесли, сейчас там Гражданский проспект, и этот район считается престижным», - говорит Рудольф Вализер.
![2018 год.](https://static1-repo.aif.ru/1/35/1160059/c/8658438a92691f4702651778d5316025.jpg)
Сегодня у 83-летнего Рудольфа двое детей (один сын умер), четыре внука и правнучка. Несмотря на возраст, он продолжает работать, разбирается в компьютерах и не представляет свою жизнь без автомобиля. «Пока я еще не хочу сдаваться», - улыбается он.
Обиды и злости на то, как сложилась жизнь, у него нет. «Понимаешь, все проходит. Когда умер Андрей Жданов, один из организаторов репрессий, мама плакала. Когда Сталин умер, тоже не могла сдержать слез. Жизнь - она есть жизнь. Мы сами ее строим. У некоторых все сложилось еще хуже, чем у нас».