8 сентября - День памяти защитников Ленинграда, в 1941 году в этот день началась блокада. Никогда за всю неспокойную историю человечества не брали завоеватели в осаду на такой длительный срок многомиллионный город. И то, что он выстоял, - это подвиг его жителей. Для всего мира Ленинград стал символом беспримерного мужества и стойкости.
Грядущее 75-летие со дня снятия блокады по-особому будут праздновать те, кто её пережил, для них это - самый большой праздник. Это подтвердила Леокадия Сырцова, блокадница, ветеран труда, награжденная многими медалями, среди которых «Жителю блокадного Ленинграда» и «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири». Леокадия - удивительная женщина: столько пережив, сегодня, в свои 80 лет, она полна энергии и оптимизма. О судьбе блокадницы, ставшей позже руководителем мастерской, проектировавшей новые города на Севере и жилые кварталы в Тюмени, узнавал корреспондент «АиФ-Тюмень».
Чувство голода было постоянным
Родилась Леокадия Сырцова в семье коренных ленинградцев. Когда началась война, ей было три года.
Отец Леокадии работал на Кировском заводе. Он рвался на фронт, но как высококлассный специалист был в приказном порядке оставлен на предприятии. Мать работала бухгалтером, но в какой организации, она не знает. А когда стала постарше, спросить было не у кого. В живых никого из близких не осталось. Родителей Леокадия почти не помнит. Их она потеряла первыми. Оба они умерли от голода в самое страшное для Ленинграда время - в 1942 году. Один за другим. В феврале - отец, в марте - мать.
Леокадия Сырцова рассказывает: «Меня взяла к себе мамина сестра Екатерина. Я ее звала второй мамой. Всю блокаду жила с ней. Она была замужем, но еще до войны развелась, и своих детей у нее не было. Работала моя вторая мама в педагогическом институте имени Герцена - это угол Мойки и Невского. Жили мы в квартире подруги матери, точнее на кухне - квартиру отапливать было нечем. Нас там ютилось человек шесть. Я была самой маленькой, и меня все подкармливали, а, может быть, я выпрашивала, не знаю. Но, скорее всего, как и везде в блокадном Ленинграде взрослые отрывали от себя последнее и отдавали детям. И все равно чувство голода было постоянным. А потом вторая мама сумела устроить меня в детский садик при институте. И вот там уже такого голода не было. Чем нас кормили, не знаю, но запомнилась одна вещь - дуранда. Никто кроме блокадников не знает, что это такое. А это выжимки от семечек, спрессованные такими кирпичиками. Они были твердые, мы их грызли, и для нас это было лакомство, как торт. До сих пор помню этот чуть сладковатый вкус.
Помнит Леокадия и весну 1942 года. Говорит, при институте был огромный парк, и когда вылезла лебеда, это было счастьем. Они, малыши трех-четырех лет, рвали ее, несли домой. Из нее варили суп.
И снова сказала: «Детям отдавали все». Уверяет, что в садике ей хватало той еды, которую давали. Говорит: «Если я не доедала кусочек хлеба или булочки, забирала это с собой, чтобы, когда вторая мама придет за мной, у меня было, чем ее угостить». И после долгой паузы добавляет: «Мне всегда хотелось ее накормить».
Это главное в отношениях осажденных ленинградцев друг к другу.
«Все, кто прошел блокаду, люди очень отзывчивые, добрые, готовые, как говорится, снять последнюю рубашку, - продолжает Леокадия. - Они не ожесточились. Беда всех только сплотила. Немощный человек если падал на улице, к нему сразу спешили прохожие, хотя и сами еле ходили, пытались его поднять, дотащить до дома, помощь какую-то оказать».
С тех голодных пор навсегда сохранилось у нее бережное, даже какое-то трепетное отношение ко всему съедобному. «До сих пор выбросить кусок хлеба в мусорное ведро не могу; суп вылить - руки кастрюлю не несут», - признается она.
Мирная жизнь не была легкой
Врезался ей в память на всю жизнь и день снятия блокады. Она говорит, что ленинградцы этому дню радовались даже больше, чем Дню Победы. Поясняет: «День Победы - всеобщий праздник, а день снятия блокады - наш. Такое ликование было! Дома никто не остался - все вышли на улицу. Зима, 27 января, холодно, все закутанные бог знает во что, изможденные - но столько радости на лицах - знакомые и незнакомые люди поздравляют друг друга, обнимают, целуют.
Началась мирная жизнь. Она тоже не была легкой.
«Взрослым очень сильно доставалось, - рассказывает Леокадия. - Мне кажется, ни один из разрушенных войной городов не восстанавливали так быстро, как Ленинград. Потому что весь город в этом принимал участие. Люди после работы в обязательном порядке выходили на расчистку улиц, на разборку завалов».
Конечно же, истощение, нагрузки, напряжение сказывались. Не все это выдерживали. Вот и вторая мама Леокадии в 1948 году умерла. Девочку взяли в детский дом.
«Обычно всех пугают детдомами. По книгам, фильмам, да и по рассказам многих детдомовцев жизнь в этих учреждениях была очень тяжелой», -говорю я. Леокадия возражает: «Не знаю, что там пишут, рассказывают и зачем пугают детдомами. Мне там было очень хорошо. Детдом наш располагался в самом центре Ленинграда. Нас там было сто человек, и были мы одной семьей. Я считаю, что получала там больше, чем домашние дети, хотя они нас и жалели. И кормили нас лучше, чем домашних, и в театры постоянно водили, и на все новые кинофильмы. Каждое лето мы выезжали на каникулы в Карелию, там у нас была своя дача. А когда открылось метро в Ленинграде, первыми пассажирами там были детдомовцы. Еще официально оно не было пущено, а нас провезли по всем станциям. Мне детский дом дал путевку в жизнь».
Она считает, что ей сильно повезло. Говорит, что из детдома обычно отправляли в ремесленные училища. Но, если в аттестате было только три четверки, а остальные пятерки, - давали зеленую улицу для поступления в вуз.
В 1962 году она окончила Ленинградский инженерно-строительный институт. Ей предложили три варианта распределения - Выборг, Луга и Тюмень. Она выбрала Тюмень. Говорит, что интуитивно. А оказалось, что Сибирь - это судьба. Направили ее в «НИИПлесдрев» - Тюменский научно-исследовательский и проектный институт лесной и деревообрабатывающей промышленности, «пенек», как его называли студенты тюменских вузов, которые на обед ходили в их недорогую столовую.
Леокадия вспоминает: «Сошла с поезда вся такая - в туфельках, в плащике беленьком, а на привокзальной площади такая огромная лужа, что еле обошла. Город чужой, куда идти - не знаю. С трудом, но нашла мой институт».
Она не ошиблась с выбором - Сибирь действительно стала ее судьбой. Ее приезд совпал с началом бурного развития области. Леокадия занималась проектированием новых лесных поселков - Пионерский, Комсомольский. В институте познакомились и с будущим мужем. Он окончил Московский лесотехнический институт и тоже по распределению попал в этот же НИИ, только на два года раньше. Говорит, что с мужем работать в одной организации сложно, тем более он был главным инженером. И она ушла работать в институт «Тюменьгражданпроект». Рассказывает: «Это было очень интересное время - как раз началось освоение новых северных городов. Я была начальником мастерской. В ней работало 70 человек. Великолепный коллектив. Мы проектировали поселок Мегион, потом жилые кварталы в Нягани, через мою мастерскую прошли почти все больничные комплексы Тюмени. Зарека - это тоже мое - все заречные микрорайоны Тюмени мы начинали с нуля. Все рассчитали, но весной 1979 года случилось ужасное наводнение, и нам пришлось учесть его последствия - нужно было еще выше намывать песок, а значит все пересчитывали заново. Я и сейчас этими районами горжусь».
Словом, жизнь удалась. С мужем они были неразлучны 51 год. Полтора года назад он ушел из жизни. У нее двое детей, двое внуков и правнучка.
Леокадия говорит, что считает себя от и до питерской - там родилась, сформировалась, выучилась. Но в родном городе бывала только в командировках. И еще ездила в составе тюменской делегации на 70-летие снятия блокады. Вспоминает: «Сначала руководство Центрального округа города всех гостей в ДК собрало, а потом отдельно нас, питерских, пригласили на дружеские посиделки. Часов на пять затянулась встреча. Столько разговоров было! Мы благодарны руководству города. Они же собрали блокадников со всей России. Так приятно, что Питер нас не забыл».
Ей нравится сегодняшняя жизнь. Соглашается, да, есть трудности, а когда их не было? И неужели они страшнее и тяжелее, чем были у нас? Говорит убежденно: «Все сейчас нормально. Надо просто уметь работать. Не ждать, что кто-то чего-то тебе даст, что государство обеспечит. Человек всего должен достигать сам, искать где, можно применить свои силы и знания. А не сидеть и причитать, мол, ах, как все плохо. Под лежачий камень вода не течет».
«Хотите расстрелять, убейте всех вместе». Ее детство окружала смерть 
«На первое - одна капуста, на второе - тоже». Ветеран - о военном времени 
«Трижды выводили на расстрел». Малолетняя узница - о детстве в концлагере 
«Это не забыть». Узница концлагеря - о войне, фашистах и цене победы 
Женское лицо войны. Как медики эвакогоспиталя выхаживали раненых