«Детей могли похитить и съесть». Блокадница о Ленинграде, войне и эвакуации

27 января – годовщина снятия блокады Ленинграда. Ее прорыв был настоящим праздником. Осада города длилась почти 900 дней и стала самой страшной в истории человечества: по некоторым данным, от голода и обстрелов погибло не менее 1 миллиона человек. О том, каким запомнился город в первые дни Великой Отечественной войны, о лишениях и эвакуации вспоминает героиня tmn.aif.ru

   
   

Эта война быстро закончится

Ветерану труда Ирине Николаевне Брусыниной было 6 лет, когда началась Великая Отечественная война. В ее память врезались далеко не детские воспоминания: разлука с родителями, голод, холод. В первые дни войны детей из Ленинграда тайком вывозили в город Тихвин, хотели спасти.

Ирина Николаевна с младшей сестрой Ларисой. Ленинград, 1940 г. Фото: личный архив / Ирина Брусынина

«Всех детей города собрали и посадили в поезд. Со мной была двоюродная восьмилетняя сестра, я шести лет и моя родная трехлетняя сестренка. Когда нас отправили в Тихвин, мы вцепились в старшую сестру и не отпускали ее пока не доехали до места. Нас поселили в большое здание, скорее всего, это была школа. Сколько дней мы пробыли там, я не знаю, но маме было настолько без нас плохо, что пришлось вызвать врача, который сказал: «Возвращайте детей, иначе она не выживет», – делится Ирина Николаевна.

Мама Ирины Николаевны с сестрой отправились на завод к мужу. У директора предприятия они выспросили, куда увезли детей. Он рассказал, но при условии, что все останется в тайне, иначе его расстреляют.

«В этот же день мама с сестрой поехали в Тихвин и нас тихонько выкрали. Уж не знаю, как им это удалось. В итоге мы все вместе вернулись в голодный Ленинград. Младшая сестра запомнила на всю жизнь, как мы ехали на дрезине, как над нами летал маленький немецкий самолет, который разбрасывал листовки. В кабине сидел рыжий пилот, смотрел на нас и хохотал», – говорит женщина.

Сам Ленинград в годы войны представлял собой ужасное зрелище. Бесконечное чувство голода и жуткие истории о людях, которые пытались всеми способами его заглушить. У кого была возможность, ходили на Бадаевские продуктовые склады, которые взорвали в самом начале войны. Люди набирали землю с остатками крупы, просеивали через сито и использовали в пищу. Были случаи и каннибализма.

«В бомбоубежище детей одних не пускали, иначе их могли похитить и съесть. Такие случаи тоже были. Также я никогда не забуду соседских осиротевших детей, которые стучали по батареям и просили хотя бы корочку хлеба», – вспоминает Ирина Николаевна.

   
   
Наталья Крылова, мама. Ленинград, 1920-е гг. Фото: личный архив / Ирина Брусынина

Как говорит Ирина Николаевна, отец перед уходом на фронт часто уговаривал супругу забрать детей и уехать к его сестре в Сибирь, так как война была надолго. Однако Наталья Михайловна первое время сопротивлялась: «Что я поеду? Финская война быстро кончилась, и эта также быстро закончится».

С началом войны отец Ирины Николаевны ушел в ополчение, хотя у него была не одна бронь. Там он получил ранение, а позже вместе с другими сослуживцами отправился на фронт, где пропал без вести. Мама до войны работала в магазине продавцом, а в войну рыла окопы, как сотни других женщин.

Месяц ехали до Томска

В конце марта 1942 года был организован отъезд детей из Ленинграда уже вместе с родителями, по Ладожскому озеру.

«Мы ехали через озеро и видели, как машина с мамами и детьми, в которую попадала бомба, сразу уходила под лед. Нам повезло, мы добрались. У другого берега нас ждали военные. Они дали еду и просили, чтобы мы ели понемногу, иначе можно умереть, настолько мы были истощены», – говорит наша героиня.

Позже Ирину Николаевну на поезде с сестрой и мамой эвакуировали в Сибирь, где в Томске их приняла сестра отца. Добираться пришлось почти месяц, так как вагоны постоянно останавливали, прицепляли к другим.

«По утрам проводники делали обход и спрашивали, есть ли мертвые. Когда были остановки на станциях, мы не знали, сколько она продлится: пару дней, недель... – делится Ирина Николаевна. – Первое время в поезде нас кормили. Потом перестали. Маме пришлось обменивать наши ленинградские вещи на еду, вплоть до нательных крестиков. Я очень хорошо запомнила вареную картошку на газетке, выменянную на вещи. Тогда казалось, что она лучше любого торта».

Дом в Томске, где с семьей жила Ирина Николаевна. Фото: личный архив / Ирина Брусынина

После Ленинграда Томск им казался деревней. Однако этот далекий сибирский город окружил заботой, начиная от семьи тетки, у которой было трое детей, заканчивая руководством города, обеспечившим пайком и давшим возможность учиться. 

Город сердца

Когда закончилась блокада, в Ленинград можно было вернуться только по приглашению родственников. Старшая сестра мамы Ирины Николаевны отправила приглашение только для младшей, а среднюю оставила без заветной бумаги. 

«Мама обижалась, что тетя Лиза нас не пригласила, хотя сама боялась возвращения, боялась, что снова будет война. Да и трудности у вернувшихся тоже были. Когда мамина младшая сестра вернулась в Ленинград, их комнату уже заняли соседи. Пришлось воевать не только за комнату, но и за свои вещи», – отмечает наша героиня.

Ирина Николаевна до сих пор с любовью и теплотой вспоминает город детства - Ленинград. Фото: личный архив / Ирина Брусынина

Ирина Николаевна в Томске закончила школу, там же поступила в университет на биолого-почвенный факультет. После вуза по распределению попала на Ямал, где вышла замуж и родила сына. Во время испытания водородной бомбы на Обской губе, ученые попали в закрытый квадрат и получили облучение, однако годы работы на Севере вспоминает как одни из самых лучших.

В 1977 году Ирина Николаевна переехала в Тюмень, работала научным сотрудником в рыбном институте. В Ленинграде бывала не раз, как по долгу службы, так и с семьей.

Теперь внук Ирины Николаевны Леонид стал связующим звеном между Сибирью и городом детства. Он учится в институте физики в Санкт-Петербурге, созванивается с бабушкой и делится впечатлениями о городе, Ладожском озере и чувствует себя здесь как дома.

Память о Лениграде - чашка из семейного сервиза. Единственная вещь, сохранившаяся из ленинградского прошлого. Фото: АиФ / Нина Худякова