Врачи медицины катастроф всегда на передовой. Они выезжают не только на самые серьезные ДТП и чрезвычайные происшествия, но и помогают доставить тяжелых больных из районных больниц в крупные медцентры. А в некоторые территории к пациентам могут добраться только доктора этой службы.
О том, чем такая медицина отличается от скорой помощи, каких больных перевозят только на вертолете и правы ли те, кто врачам приписывает цинизм, корреспондент «АиФ-Тюмень» узнал у руководителя Тюменского центра медицины катастроф Евгения Наумова.
Не только ЧП
Сирень Бабаева, «АиФ-Тюмень»: Какие катаклизмы могут быть в достаточно спокойной Тюменской области: у нас нет землетрясений, цунами, ураганов?
Евгений Наумов: К счастью, нет, но Центры медицины катастроф есть во всех регионах независимо от того, бывают там землетрясения или нет. Созданы они для решения двух основных задач: оказания экстренной медпомощи и обеспечения готовности медицинских сил и средств для ликвидации медико-санитарных последствий природных ЧП, техногенных катастроф, крупных аварий. Серьезные чрезвычайные происшествия у нас случаются редко. Самое большое ЧП, которое было в нашем регионе, – это падение АТР-72 в 2012 году, там работали все спецслужбы, мы в том числе. Также много лет назад крупное ЧП было в Абатском районе, когда обрушилась крыша Дома культуры и серьезно пострадало около 20 человек.
- Но, помимо чрезвычайных происшествий, у вас есть и повседневная работа?
- И она круглосуточная. У нас есть диспетчерская, специалисты которой 24 часа в сутки консультируют докторов из районных больниц по 20 профилям: травматология, хирургия, акушерство и гинекология и т.д. Бывают случаи, когда врачам нужно согласовать тактику лечения с более опытными коллегами или узкопрофильными специалистами, тогда они звонят нам. Но иногда одной консультации по телефону мало, нужно перевезти больного из райцентра. В этом случае к нему выезжает наша бригада.
- Перевезти можно любого больного?
- Нет, решение об этом принимает либо лечащий врач на месте, либо наши доктора по результатам телефонной консультации. Но всегда в областную столицу мы увозим детей с впервые выявленным сахарным диабетом, пациентов с ожогами, травмами, в зависимости от тяжести состояния.
- А в чем разница медицины катастроф от скорой помощи?
- Служба медицины катастроф – предназначена для оказания экстренной медицинской помощи и медицинской эвакуации пострадавших в чрезвычайных ситуациях. Когда необходимо за короткий период времени оказать медицинскую помощь нескольким десяткам человек в достаточно экстремальных условиях. В состав центра медицины катастроф входят также узкопрофильные специалисты: хирурги разных специализаций, педиатры и другие.
Необходимо отметить, что специалисты центра медицины катастроф работают в тесном взаимодействии со службой скорой медицинской помощи. В бригадах скорой медицинской помощи также работают специалисты высокой квалификации имеющие опыт оказания экстренной медицинской помощи в экстремальных условиях.
Отличие заключается и в территориальном охвате. Служба скорой помощи – работает по городу и близлежащим районам. Центр медицины катастроф выезжает в отдаленные и труднодоступные. Мы можем перевезти тяжелого пациента из палаты интенсивной терапии в райцентре до такой же в областной клинике, не прерывая реанимацию.
- В некоторых случаях вы выезжаете и на место ДТП. Как определяют, когда нужно скорую вызывать, а когда — медицину катастроф?
- Есть алгоритм работы, на него и ориентируемся. В любом случае, пострадавшие или очевидцы вначале звонят на стацию скорой медицинской помощи. Для оказания помощи эта служба первой приезжает на место происшествия. Они доезжают оперативно, в течение 20 минут. Кроме того, все федеральные трассы у нас «перекрываются» бригадами скорой медицинской помощи больниц районов.
Центр медицины катастроф выезжает только в крайних случаях по вызову определенных служб. Например, если после ДТП транспортировка пострадавших нужна из удаленного района или есть большое количество пострадавших с угрожающими жизни травмами. Например, несколько лет назад в районе Исетска было крупное ДТП, когда большегруз столкнулся с пассажирским автобусом. Мы приехали, и тяжелых пострадавших, которых требовалось подключить к аппарату искусственной вентиляции легких, забрали сразу.
За больным на вертолете
- Помимо машин у вас есть и вертолет, каких больных на нем перевозите?
- МИ-8 у нас базируется в тобольском филиале. Это вертолет, оснащенный современной аппаратурой экспертного класса. Он вылетает не только по серьезным и экстренным случаям. Зоной нашей ответственности являются труднодоступные территории Тобольского, Вагайского и Уватского районов. В один из последних выходных у нас было несколько вылетов. В Тобольском районе помощь потребовалась пятилетнему мальчику с аппендицитом. В Вагайском районе у мужчины случилось обострение желчекаменной болезни. Еще к одному мужчине с почечной коликой вылетали на месторождение Уватского района.
Вертолет применяется не только в труднодоступных районах, но и для авиационно-медицинской эвакуации тяжелых больных из районных больниц в клиники областной столицы. Только в 2017 году по воздуху мы перевезли 86 пациентов в медцентры Тюмени. Это и больные с тяжелым послеоперационным периодом, и люди с серьезными травмами, и беременные с преэклампсией и эклампсией. Зачем рисковать жизнью и здоровью матери и ребенка, если можно перевезти их в перинатальный центр, где есть более опытный персонал и реанимация.
- Зимой, наверное, вертолет используется реже, ведь в то же Заболотье можно добраться по зимнику?
- Одними зимниками не обойтись. За ночь дорога может так измениться, что ее можно пробить только тяжелой техникой. Рисковать пациентом нельзя. Даже если накатанная дорога, то по ней надо ехать пять-шесть часов, на вертолете быстрее.
Человеку с травмой, острой болью в животе или больному ребенку сложно выдержать долгий переезд, поэтому предпочтение, конечно, отдается нашей «воздушной» скорой. К тому же в некоторые районы, населенные пункты только на вертолете приходится лететь около двух часов напрямую через тайгу.
- Вертолет может сесть, к примеру, в огороде? Или ему нужна специальная площадка?
- Нет, МИ-8 тяжелый и приземлиться куда угодно не может. Но, например, на месторождениях есть специальные вертолетные площадки. В деревнях тоже есть площадки, на которые можно сесть, летчики их знают. Но летать стараемся в основном днем, ночные полеты – большая редкость, в темное время суток приземлиться можно, если только площадка обозначена специальными огнями. К слову, сами жители, понимая свою обособленность, до вечера с вызовом врачей не тянут.
- А есть возможность, например, сделать операцию на борту?
- Нет, операции мы не делаем. Хирургия – не прерогатива скорой, это работа стационара, там для этого есть все условия. Наша задача – доставить больного так, чтобы его состояние по дороге не ухудшилось. Подвергать больных риску без надобности не стоит. Однако были случаи в санавиации, когда приходилось бригаде хирургов выезжать на место. Как-то вылетали в деревню и делали роженице кесарево сечение дома. Угроза жизни была серьезная, и до больницы могли ее не довезти. Туда вылетели хирурги, реаниматолог, операционная медсестра и неонатолог. Но такие случаи – единичны.
- Бывало, что пациентов не удавалось довезти?
- В прошлом, 2017, году был единственный случай. У ребенка с очень тяжелым ожогом внезапно остановилось сердце. И каждый такой случай вызывает у меня не только горечь, но и возмущение из-за неосмотрительности родителей. Такое впечатление, что как только дети начинают ходить, мамы и папы думают, что малыши стали более самостоятельными и перестают пристально следить за их безопасностью. Так, на передних конфорках оказываются кастрюли, до которых дети могут легко дотянуться, на полу оставляют ведра с кипятком. Такая неосмотрительность каждый год приводит к страшным ожогам у детей. Это травмы, от которых сжимается сердце даже у нас, врачей медицины катастроф, видевших в своей практике многое.
Страх смерти
- Сотрудники медицины катастроф проходят специальный отбор? Как отбираете врачей?
- Единственное условие – опыт. Докторов, проработавших два-три года, мы не возьмем. Конечно, смотрим, где работал специалист. Если в клинике областного уровня – это один случай, если в районном медцентре – другое дело. Например, наши реаниматологи – это врачи Областной клинической больницы №1. Они работают и в ОКБ, и у нас, по графику. Это люди, которые каждый день спасают жизни.
Средний медперсонал – приходит со скорой помощи, кто-то из больницы. Опыт позволяет им работать и в медицине катастроф. У нас всегда самые тяжелые случаи, поэтому профессиональный уровень сотрудников должен быть высочайший. Это не так просто, как кажется на первый взгляд.
- Нередко можно услышать, что медики – очень циничные люди. Вы согласны?
- Я бы не сказал, что медики – циники. Просто многие пациенты хотят, чтобы к ним относились как единственным. А, допустим, больных кардиологического профиля с тяжелыми инфарктами в сутки бывает до 30 человек. У таких пациентов часто бывает страх смерти. Но врач, образно говоря, не может умирать с каждым. Не может все время находиться с каждым с момента поступления до выписки. И непонимание этого пациентом, приводит к тому, что про докторов говорят, что они циничны.
Доктор чувствует свою ответственность и понимает ее. Все врачи переживают и сострадают больному. Даже не будучи на работе, он позвонит дежурному, чтобы узнать состояние своего пациента. Многие врачи ОКБ №1 даже в выходной приезжают, чтобы проведать своих больных.
К сожалению «посвящать» всего себя одному пациенту он не может. К тому же это может привести к эмоциональному истощению, а ему работать всю жизнь. По-другому врачи не смогли бы работать.
Только факты
В сутки в ТЦМК поступает до 30 звонков. В 2017 году 1 тыс. 371 человек доставлен Центром медицины катастроф. Практически половина вызовов приходится на районы. В 2017 году 245 больных доставили вертолетом, 1 тыс. 066 — автомобильным транспортом. 84% пациентов, доставленных вертолетом, госпитализированы в первые сутки.