Ровно 75 лет назад началась Великая Отечественная война. На защиту Родины из Тюменской области ушли почти четверть миллиона человек, домой с полей сражений не вернулись больше ста тысяч… Почти каждый шестой из них пропал без вести. По стране эта цифра в разы больше.
Организатор и ветеран поискового движения в нашей области Артур Ольховский с горечью отмечает, что скорбную дату начала Великой Отечественной незаслуженно забыли: «Я бы, наверное, сейчас на таком же государственном уровне заставил скорбеть по сохранению памяти. Потому что радоваться мы умеем (вот как пышно праздновали 70-летие Победы), скорбеть - нет. А ведь в нашей радости, в той нашей победе есть огромная доля скорби. Понимать это важно, в первую очередь, для подрастающего поколения».
О том, кто и какими усилиями возвращает память о солдатах спустя семь десятилетий, почему она не всегда востребована родными и зачем вообще все это нужно - наш с ним разговор.
Своя долина смерти
Елена Аталыкова, TMN.AIF.RU: - Вместе с единомышленниками уже много лет вы занимаетесь поиском солдат, которые без вести пропали на полях Великой Отечественной. Чего стоит эта работа?
Артур Ольховский: - Усилий больших - и физических, и моральных. Элементарно, если ты на протяжении какого-то периода не находишь солдат, пропадает острота ощущений. Был период, когда мы на протяжении многих лет работали в Новгородской области, в болотах. Это гиблое место. Линия прорыва из окружения 2-ой Ударной армии. Представляете, из года в год приезжаешь в болото, живешь в болоте. К тому же плохая сохранность останков, плюс отсутствие источников, которые помогли бы понять, что здесь вообще происходило, - многие важные документы были ведь просто уничтожены. Не было реальных результатов работы. И от этого такая усталость накатывала, отчаяние. И мы в 2003 году сменили район поиска - поехали в Тверскую область. Тогда мы подняли 327 солдат! Они лежали так, как и шли в атаку - в шахматном порядке. Это серьезный эмоциональный толчок не бросать и продолжать искать. Так можно работать практически по всей стране: у нас в 36 областях была война, и в каждой есть своя долина смерти, есть свое место массовой гибели солдат.
- Много солдат за время экспедиций удалось поднять? Вы же наверняка учет ведете…
- В первую свою поисковую экспедицию я поехал в 1989 году - 27 лет назад. Но вести официальный учет поднятых останков мы начали только в 2003 году. Могу сказать, что поднято останков уже за восемь с половиной тысяч, установлено более 300 фамилий, меньше 100 родственников найдено. До 2003-го у нас работало шесть поисковых отрядов, и мы, конечно, тоже поднимали солдат. Единственное, все это не фиксировалось. У нас не было особого понимания, насколько важно вести такой учет. Сейчас мы более профессионально подходим к работе.
- А своего первого поднятого солдата помните?
- Хорошо помню. Это был 1991-й год. Тогда я поднял солдата, причем сразу с медальоном, правда, он оказался пустым.
Тюменские поисковики почтили память защитников Отечества | Фотогалерея
Безымянные герои
- Как все-таки солдат обретает имя, как возвращается память о нем?
- И поисковой экспедиции, и тому, что происходит в дальнейшем, предшествует серьезнейшая работа. Чтобы, допустим, сказать, куда мы в этом году поедем, в каком районе будем работать, нужно сначала посидеть в архиве, поискать карты, журналы боевых донесений, понять, предположить, сколько человек там погибло, сколько пропало без вести. Потом выехать на место, провести визуальную разведку, привязать то, что видишь, к тому, что прочитал, и понять, где искать.
Найти солдата - полдела. Важно ведь установить и его личность. А это непросто. Даже если при нем обнаружили медальон - он может быть пустым (как с моим первым солдатом), или информации в нем очень мало. Опять же нужно суметь прочитать ее. Вы же представляете, что с бумагой могло стать за 70 с лишним лет. Хорошо, если в медальоне полная информация - откуда он призвался, адрес семьи. Значит, есть хоть какая-то отправная точка, откуда искать…
- Много безымянных сейчас?
- Практически половина.
- Это для них вдруг, а для нас это большая работа. Бывают, конечно, удивительные истории, когда буквально за полчаса находим родственников. Интернет нам в помощь. Но чаще всего поиск затягивается. Как ищем? Да всеми доступными способами. Смотрим, например, на возраст солдата. Если ему, условно говоря, было 30 лет, значит, скорее всего, он был женат, у него были дети. Вот она - ниточка. А если он не был женат, искать некого - родителей уже нет. Ищем через домовые и церковные книги, обращаемся к совету ветеранов, ходим в школьные музеи, просим помощи у глав районов, журналистов. Чтобы всем миром покричать: отзовитесь, родственники этого солдата!
А реагируют родственники по-разному. Был случай, когда медальон отца передали одной из трех дочерей. Две остальные возмутились, мол, почему ей? Или, например, нашли внучку, а она ни на какие уговоры не поддается, разговаривает с нами из-за забора: ничего не надо…
- Не обидно, когда столько сил потрачено - и такая реакция?
- Нет, не обидно. Мы же делаем это в большей степени для солдата.
- Но получается, его память не востребована теми, кем должна бы в первую очередь!
- Она нами востребована. Мы - потомки. У меня часто спрашивают: а сколько вы тюменских подняли? Но, ребята, воевали же не только тюменцы, за страну стояли не только они! И здесь - то же. Ну да, родственники всякие бывают, ну отреагировали так. А ведь мы тоже его потомки. Главное - солдат похоронен с почестями. Долг памяти мы ему отдали.
Большое дело
- Знаю, что на счету многих ребят - по нескольку экспедиций. Они уже такие профессионалы своего дела.
- Как педагог могу сказать, что первые 3-4 экспедиции они не до конца понимают значение того, что происходит. Нет, они по-хорошему рвутся туда, и внутреннее состояние у них такое, теплое. Они начинают книги о войне читать, смотреть фильмы, интересоваться историей. Это такой важный толчок. И постепенно к ним приходит осознание, ЧТО они делают, для чего это нам, живым.
Что касается профессионализма, это правда важно для меня. Чтобы они, найдя в лесу вот такую деталь (показывает), понимали, что это обойма от «Тульского, Токарева», а «Тульский, Токарева» - это пистолет, а такие были у офицеров, и, возможно, где-то здесь, рядом с этой обоймой, лежит офицер, у которого, возможно, есть документы. Значит - здесь нужно искать более тщательно. Во всем этом большая педагогическая составляющая. Ребенок в таких поездках получает огромный пласт своего развития. И раз сам стремится в экспедицию, он начинает интересоваться тем, к чему раньше тяги вообще не было. И уже насильно никто не заставляет. Историю читает, учит биологию, физику, химию. Потому что знает - пригодится в деле.
- Но ведь вам пришлось долго доказывать, что такой метод воспитания, в том числе и патриотического, эффективен?
- Мне понадобилось, условно говоря, 20 лет, чтобы доказать, что все это состоятельно. В развитии поискового движения долго никто не помогал. Препятствий не чинили, но и не поддерживали особо. Мы чаще всего сами, за свои деньги, выезжали и работали. И потом только на нас обратил внимание президент. Оценили состоятельность и патриотического воспитания, и работы по увековечиванию памяти павших защитников Отечества. Мне думается, что удалось выстроить грамотные партнерские отношения – мы доказали свою состоятельность, серьезный подход. Так что поддержку движению мы заслужили, а не выпросили.
Сергей Дьяконов-Дьяченков: «Русский дух никакие деньги не уничтожат» 
Не утерянные надежды. Как принять диагноз «аутизм»? 
Якушев: «Бюджет – не способ потратить деньги, а способ их прирастить» 
Поколение IT на форуме «Семья» 
Тюменец знает, как прекратить воровство леса