Примерное время чтения: 11 минут
899

«Живой – и слава Богу». Волонтер - о том, кто и как ищет пропавших в Тюмени

«Живой – и слава Богу». Волонтер - о том, кто и как ищет пропавших в Тюмени
«Живой – и слава Богу». Волонтер - о том, кто и как ищет пропавших в Тюмени pixabay.com

Этот год для тех, кто готов по первому зову прийти на помощь оказавшимся в беде, особенный: 2018-й в нашей стране объявлен Годом добровольца и волонтера.

Как становятся волонтерами, кто приходит в это движение и почему? Об этом и не только корреспондент «АиФ-Тюмень» Юрий Пахотин узнал у координатора тюменского поискового отряда «Белая сова - Тюмень», финалиста Всероссийского конкурса «Лидер XXI века» Алены Швецовой.

Эмоции мешают

Юрий Пахотин, «АиФ-Тюмень»: Алена, вы уже семь лет занимаетесь поиском пропавших тюменцев. Скажите, волонтер - это что: призвание, порыв души? И почему вы избрали такое трудное и нервное дело?

Алена Швецова: Все началось с поиска Ани Анисимовой. В октябре 2010 года эта 11-летняя девочка ушла в школу и не вернулась домой. Тогда меня, как, наверное, и всех жителей Тюмени, потрясла эта история. Аню искали сотни человек, многие из которых потом и стали волонтерами поисковых объединений. И я в том числе.

Тогда я и начала изучать, сколько в нашей стране пропадает детей, что происходит с ними, как действуют те, кто их ищет. И как все простые люди стала задаваться стандартными вопросами: почему ничего не делают государство, полиция? Это сейчас я понимаю, что дело не в государстве и не в полиции, у нас в Тюмени по крайней мере полиция работает очень хорошо, а в том, что нет у них ресурсов и возможностей собрать огромное количество людей, объединить их и вывести на поиск. У них другие задачи. А у волонтеров такие возможности есть.

- Тогда не очень понятно, почему вы не пошли, скажем, в МЧС, чтобы стать профессиональным спасателем, если есть к этому призвание?

- Такая мысль у меня возникала. Но я бы туда не прошла по здоровью. Там высокие требования. А здесь никаких медицинских справок не надо. И есть возможность помогать людям.

- Вы начинаете поиск пропавшего человека, в ваших руках его судьба, а часто и жизнь. Это тяжелая ноша. Вы ее берете добровольно. Но разве из-за того, что вы волонтер, ответственность меньше?

Поиски у нас бывают не только открытые, но и закрытые, если полиция просит не выкладывать информацию.
Поиски бывают не только открытые, но и закрытые, если полиция просит не выкладывать информацию. Фото: АиФ/ Анка Смагинян

- Это трудно объяснить. Но когда мне звонят и говорят, что пропала бабушка 80 лет, первое, о чем ты думаешь, что она сейчас где-то бродит, ей страшно, и если она забредет в безлюдные места, найти ее будет крайне сложно. И поэтому надо немедленно идти ее искать.

- Но у вас есть своя семья, родственники, куча проблем, как у каждого из нас. И что-то должно быть особенное в человеке, готовом воспринимать чужую беду, как личную?

- Мне кажется, что это в каждом человеке заложено. Не все говорят об этом. Когда я участвовала в конкурсах, мне говорили: вы рассказываете о своей деятельности без эмоций, как о части своей жизни. Так за семь лет это и стало частью моей жизни. Я отключаю все эмоции, потому что они мешают. Я должна выполнить свою задачу. Но я, правда, не смогу сидеть спокойно, а потом лечь спать, зная, что кому-то сейчас нужна помощь.

- Это не разрушает вас? Считается, что держать все чувства в себе, не выплескивая, вредно для здоровья?

- Не знаю. Наверное, не разрушает. Ты реагируешь как хирург, когда делает операцию. Он тоже не дает волю эмоциям, потому, что это мешает его работе.

- А почему именно поиск пропавших - не за больными ухаживать, дом пожилым прибирать?

- Мне, как человеку, ближе именно это. Хотя одно время, как волонтер, я помогала «Потеряшкам» - брала животных на передержку. Но после того как у меня стали жить четыре кота и три собаки, муж сказал «хватит». А я не могу расстаться с ними. Вот прожил у меня две недели этот котеночек, и я уже не могу его кому-то другому отдать. Я оставляю себе. Потом ты понимаешь, что скоро тебе самой негде будет жить, все занято. Нет, я и сейчас мимо не пройду, если котеночка брошенного увижу, подберу, но постараюсь сразу его отдать, пока не привыкла. И часто ездить в детские дома тоже не могу. На поиск хватает силы духа, а приехать к детям, которые на каждого взрослого смотрят, как на того человека, который заберет их, не могу. Я не переживу, у меня точно будет разрыв сердца. Я очень быстро привыкаю и к животным, и к людям.

Слава мне не нужна

- Кто те люди, которых вы ищете?

- Скажу честно, 90% случаев - это, как мы называем, загул. Когда человек просто где-то проводит время, не давая знать о себе.

- Это молодежь?

- Нет. По большей части взрослые. В возрасте от 20 и до 60 лет. Такие находятся обычно в течение 2-3 суток. Самая большая категория, по которой мы работаем, - пенсионеры. И здесь надо действовать максимально быстро, особенно если мы знаем, что у пропавшего есть какие-то проблемы со здоровьем, с ориентированием в пространстве и с памятью.

- Наверное, приятно, когда вы находите и возвращаете домой такого беззащитного человека. А когда вы столько сил и нервов тратите на того, кто, как вы говорите, в загуле был, вам не обидно?

Сложнее всего искать пропавших в безлюдных местах.
Сложнее всего искать пропавших в безлюдных местах. Фото: Из личного архива/ Из личного архива Алены Швецовой

- С одной стороны, конечно, обидно, мы могли бы это время потратить на что-то действительно важное. Но с другой стороны, все равно радуешься - живой, и слава Богу.

- Вам помогают власти, спонсоры приобрести экипировку, технические средства, или все расходы вы несете сами?

- Справляемся все годы сами. В денежном плане, если не покупать всю специальную экипировку, много денег не уходит. Это не какие-то космические суммы. Самая большая статья расходов - бензин, для тех, кто за рулем. А буквально на днях пришла хорошая новость: мы выиграли грант от Росмолодежи - 300 тысяч рублей. Теперь сможем купить навигаторы, рации, снаряжение. Это очень нам поможет в поисках, особенно в лесу.

- И никаких денег за свою работу вы не получаете?

- Нет, конечно, иначе какие же мы добровольцы.

- Много у вас помощников, сколько тюменцев по вашему призыву собирается?

- Здесь все зависит от того, какие поиски, какие обстоятельства пропажи. Если пропал ребенок или бабушка, дедушка - тогда очень много. Но мы же не всегда обращаемся ко всем горожанам. У нас есть наши волонтеры, которых мы хорошо знаем, их сейчас 40 человек. Есть костяк отряда полтора десятка человек, которые постоянно участвуют в поисках и много лет с нами. Сейчас к нам пришла большая группа новеньких, которых мы будем обучать, и они постепенно вольются в наше движение. Поиски у нас бывают не только открытые, но и закрытые, если полиция просит нас не выкладывать информацию. Это чаще всего, когда там криминальная нота. Тогда мы только в своем чате распространяем информацию.

- Вы же не каждого желающего берете в свой отряд. Кого вы примете, а кого точно не возьмете?

- В отряде нужны люди прежде всего дисциплинированные, точно выполняющие все правила. Мы же за каждого несем личную ответственность. А если приходит герой-одиночка, который считает, что сам сейчас быстро найдет пропавшего, мы для начала проводим жесткий разговор. Если не подействовало - отчисляем. И, конечно, мы не возьмем в отряд тех, у кого цель в лесу погулять, себя такого красивого показать, сделать эффектные фотки, выложить их в соцсеть и получить лайки. Таких сразу видно, как только зайдешь в лес прочесывать местность. Как и тех, кто действительно приехал помочь.

- Вы участвовали в двух серьезных Всероссийских конкурсах. Как вы к ним относитесь, переживаете, что не стали победителем?

- В конкурсе «Лидеры 21 века», я попала в финал и ездила в Казань. А на конкурсе «Доброволец России-2017» прошла региональный и заочный этапы и не набрала необходимого для выхода в финал количества голосов по результатам народного голосования. Что совершенно естественно - в стране меня мало знают. Честно скажу, я не люблю публичность, и все эти конкурсы для меня просто ад какой-то. Я понимаю, что это нужно для узнаваемости нашего отряда. Слава лично мне не нужна. Я, когда сюжет со мной снимает телевидение, больше всего боюсь, что на меня на улицах города пальцем будут показывать.

- То, что этот, наступивший 2018-й, объявили в России Годом добровольца, вас радует?

- Да. Я считаю, что хоть и идет волонтер с открытым сердцем, доброй душой, помогает потому, что иначе не может и не ждет, что кто-то что-то ему должен за это, я считаю, что государство должно поддерживать таких людей. И волонтерство в какой-то степени должно быть приведено в порядок, потому что и здесь начинают появляться мошенники, те, кто на этом зарабатывает, даже на поиске, пиаря свои страницы с помощью фейковых пропавших. Мы с этим боремся постоянно. Надо такие вещи пресекать, чтобы слово волонтер не стало ругательным. Их и так некоторые считают неадекватными. И вопрос: зачем тебе это надо, если за это не платят, слышим мы часто. Мне кажется, те, кто такой вопрос задает, никогда нас не поймут.

- А родители, муж, как относятся - не как к блажи, причем опасной?

- Они поддерживают. Переживают, конечно. Муж, когда у него есть возможность, всегда и на собрания, и на все мероприятия со мной ходит, и ездит со мной на поиски. Мама у меня порывалась несколько раз на поиски, но я сама не хочу брать ее с собой, потому что буду за нее переживать, а это отвлекает. Я часто про себя радуюсь, что так мне повезло и с родителями, и с мужем, и с друзьями. Знаю, что они всегда меня поддержат и помогут в экстренных ситуациях. И, самое главное, они никогда не задавали мне вопрос «зачем».

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах