Почти шесть лет в Тюменской области пересаживают органы. Начинали с почек, сейчас трансплантируют печень и сердце. Порой пересадка донорского органа – единственный способ спасти жизнь. Тем не менее эта тема до сих пор окутана множеством домыслов и мифов. Подробнее – в интервью с руководителем Центра трансплантации органов и тканей человека Областной больницы № 1 Сергеем Семченко.
Не все могут быть донорами
Сирень Бабаева: Сергей Борисович, прошло почти шесть лет с открытия центра. Чего за это время удалось добиться?
Сергей Семченко: Мы начинали с пересадки почек, теперь трансплантируем печень и сердце. В прошлом году были пересажены тридцать почек, одна печень и два сердца. В этом году – восемь почек. Но дефицит донорских органов был, есть и будет. До сих пор не всегда доктора в учреждениях, куда доставляют пациентов с тяжелыми травмами головного мозга, держат в уме необходимость взаимодействия с нами, как со службой органного донорства. А от своевременного информирования зависит возможность обеспечения нуждающихся донорскими органами. Поэтому мы совместно с департаментом здравоохранения периодически проводим ВКС с коллегами, напоминаем им о том, что нужно ставить нас в известность, если поступил соответствующий пациент.
– Ранее вы говорили, что по посмертному донорству будете сотрудничать с ОКБ № 2, до сих пор работаете только с одним центром?
– Сегодня мы взаимодействуем с ОКБ № 2, № 3 и № 4 – это основные стационары, куда могут поступать пациенты с теми или иными повреждениями головного мозга. Но хочу напомнить, что далеко не каждый пострадавший с повреждением головного мозга может быть донором посмертно. Подходят только те, у кого нет инфекций, а также те, у кого доказана смерть мозга.
– Тема донорства очень неоднозначно воспринимается в обществе. Были случаи, когда родственники жаловались, обвиняли в том, что не спросили у них разрешения на изъятие органов?
– Было всего два подобных случая за пять лет. Проблема со стороны родственников посмертного донора возникает после того, как органы уже пересажены, и родные узнают об этом. Они жалуются в Следственный комитет, врачей начинают вызывать для объяснений, хотя никакой закон мы не нарушали. В нем четко написано, что согласие родных спрашивать не нужно. Между тем для медработников такие объяснения со следователями – серьезная психологическая нагрузка. Не каждый к этому относится спокойно, некоторые решают для себя, что лучше вообще не говорить о том, что появился возможный донор, чем потом ходить в СК и объясняться.
– А как родные узнают, если орган уже давно пересажен?
– Кто-то из медработников проболтался, в морге проболтались, если была судебная экспертиза, родственникам всегда дают протокол следствия, а к нему прикладывается заключение судмедэксперта, в котором указано отсутствие органов. Родные это видят, начинают возмущаться, что никто их не спросил, бегут в СК, а они тут же начинают дергать медиков.
Трансплантация проводится не потому что это наше хобби, а потому что мы хотим помочь людям избавиться от боли, страданий. Такое отношение со стороны общества, следственных органов, неосведомленность медицинского сообщества приводят к тому, что пациенты из листов ожидания умирают.
В ожидании донора
– Сергей Борисович, сколько пациентов сейчас в листе ожидания?
– Восемь пациентов в листе ожидания на сердце, около двадцати – на печень, еще больше – на почки. Составление листов ожидания отрегулировано, есть показания, есть и противопоказания для трансплантации. Взвесив все возможные риски, мы принимаем решение о том, вносить их в лист или нет. Пациенты должны быть мотивированы к долгому ожиданию, неукоснительному соблюдению рекомендаций. К сожалению, не все готовы.
– Что происходит, если пациенту становится хуже, а донорского органа нет?
– Если у пациента из листа ожидания болезнь начинает прогрессировать, отправляем его в федеральные центры, у них выше вероятность найти подходящий донорский орган.
– Сколько человек скончались, не дождавшись пересадки?
– За ковидные годы около двадцати пациентов, ожидающих пересадку почки. Но тут свою лепту внес и коронавирус.
Может потребоваться любому
– Были случаи, когда родные, наоборот, говорили, что они не против, если у их близкого изымут органы?
– В прошлом году был случай в ОКБ № 2, когда муж пациентки пришел к завотделением и сказал, если она умрет, он не будет возражать против пересадки. Это идеальный вариант. Но каждый раз спрашивать согласие у родных негуманно. Медучреждение, в которое поступил пациент с инсультом, травмой головного мозга, должно лечить, а не спрашивать про изъятие органов. Конституционный суд решил, что негуманно спрашивать об этом, пока медпомощь оказывается. Поэтому законом определено: если родственники сами не пришли и не сказали, что они против, или при человеке не найдена бумага о том, что он отказывается от изъятия, то изымать органы можно. Выразить свое несогласие родные могут до констатации смерти мозга. Но, к сожалению, люди считают, что они будут жить вечно, и эти проблемы их не коснутся. Однако трансплантация может потребоваться любому. Есть заболевания, которые никак от человека не зависят, они могут возникать внезапно, например, аутоимунные, генетические, онкологические.
Вопросы тождественности смерти мозга и смерти человека давно доказаны до нас и заложены в нормативные документы, законы и подзаконные акты в виде приказов Минздрава. Не нужно каждый раз объяснять родным пациентов, что смерть мозга и смерть человека – одно и то же, должно быть доверие общества к медикам, тогда таких вопросов будет меньше. На мой взгляд, основная проблема заключается как раз в отсутствии доверия к врачам.
– Как повысить уровень доверия? Что для этого нужно сделать?
– Должна быть госпрограмма по формированию общественного мнения, нужно показывать вместо рекламы развлечений больных из листа ожидания, тех, кто не дождался трансплантации, тех, чья жизнь изменилась после пересадки. Во времена СССР доверие к медикам было неукоснительным. Нужно вернуть такое отношение, но чтобы это произошло хотя бы лет через десять, уже сейчас необходимо делать какие-то шаги в эту сторону, а именно: строить больницы, поликлиники, а не оптимизировать их, перераспределяя нагрузку на оставшиеся. Повышать статус врачей, престиж профессии, чтобы люди шли в медицину, так как есть дефицит кадров.
Сегодня медицинскую помощь прировняли к услугам, поэтому отношение пациентов к медикам соответствующие – потребительское. Чуть что, начинают жаловаться, например, из-за очередей, но ведь когда люди приходит в ателье и нужно немного подождать, они не бегут писать жалобу, а в случае с поликлиниками – бегут.
– В пандемию врачи стали главными героями, об их подвиге тогда говорили все. Это помогло повысить статус медработника?
– Пандемия никак не помогла. Забыли уже все про подвиг врачей во время борьбы с ковидом. Пандемия только напомнила, что главной угрозой здоровью были и остаются инфекции. Так было сотни лет назад, так и сегодня.
